al3101961

Надя Пантюлина

Здание Института физических проблем, построено для Петра Капицы, которому не дали в 1934 году вернуться в Кембридж к Резерфорду. На фотографии не видно, но, стоя рядом, -- сумасшедшее ощущение времени в архитектуре с минимальным вмешательством современности. Написано, что попасть на первый этаж с лабораториями можно было только через кабинет директора на втором. В кабинет-музей, договорилась, скоро иду. Ниже письмо 1937 года об арестованном профессоре Фоке, в 1938-м не менее честное было о Ландау. Под ним длинный текст -- письмо об атомной бомбе и Берии.

"Товарищ Сталин!

Вчера в Ленинграде я узнал об аресте профессора В. А. Фока. Он член-корреспондент Академии наук. На Западе, как и у нас его считают исключительно крупным ученым, одна из его работ по волновой электродинамике уже считается классической. По-моему он самый выдающийся из всех физиков-теоретиков у нас в Союзе, несмотря на свой молодой возраст. Арест Фока произвел на меня угнетающее впечатление. Фок почти глух, с ним даже разговаривать совсем трудно. Он всецело поглощен своей работой и производит впечатление человека совсем отстраненного от жизни.

У нас, увы, правда несколько лет тому назад были случаи арестов ученого, правда, на несколько месяцев, потом выяснилось, что это было сделано зря. Если это будет в случае с Фоком, это будет исключительно печально, так как:

1. Это еще больше увеличит ту брешь между учеными и страной, которая, к сожалению, существует и которую так хотелось бы видеть уничтоженной.

2. Арест Фока есть акт грубого обращения с ученым, который так же, как и грубое обращение с машиной портит ее качество. Портить же работоспособность Фока - это наносить ущерб всей мировой науке.

3. Такое обращение с Фоком вызывает, как у наших, так и у западных ученых внутреннюю реакцию, подобную, например, изгнанию Эйнштейна из Германии.

4. Таких ученых как Фок у нас не много и им союзная наука может гордиться перед мировой наукой, но это затруднительно, когда его сажают в кутузку.

Мне кажется, что никто, кроме меня, из других ученых Вам об этом не может сказать, поэтому я и написал это письмо.

П. Капица, Ленинград, 12 февраля 1937"

"Товарищ Сталин,

почти четыре месяца я заседаю и активно принимаю участие в работе особого Комитета и Технического Совета по атомной бомбе /А.Б./.

В этом письме, я решил подробно Вам изложить мои соображения об организации этой работы у нас, и также просить Вас еще раз, освободить меня от участия в ней.

В организации работы по А.Б. мне кажется, есть много не нормального. Во всяком случае, то, что делается сейчас, не есть кратчайший и наиболее дешевый путь к ее созданию.

Задача перед нами стоит такая: Америка, затратив 2 миллиарда долларов" в 3-4 года сделала А.Б., которая является сейчас наиболее сильным оружием войны и разрушения. Если использовать пока нам известные запасы тория и урана, то их хватило бы, чтобы в 5-7 раз подряд разрушить все находящееся на сухой поверхности земного шара.

Но глупо и нелепо думать, что основная возможность использования атомной энергии, будет ее разрушительная сила. Её роль в культуре, несомненно, будет не менее нефти, угля и других источников энергии, к тому же энергетических запасов ее в земной коре больше и она имеет то необычайное преимущество, что та же энергия сконцентрирована в десять миллионов раз меньшем весе, чем в обычных горючих. Грамм урана или тория равносилен, примерно, 10 тоннам угля. Грамм урана, это кусочек в половину серебряного гривенника, а 10 тонн это груз угля почти целой платформы.

Секрет А.Б. нам неизвестен. Секрет к ключевым вопросам очень тщательно оберегается и является важнейшим государственный секретом одной только Америки. Пока получаемые сведения недостаточны, чтобы создать А.Б., часто их дают нам, несомненно, для того, чтобы сбить с правильного пути.

Чтобы осуществить А.Б., американцы затратили 2 миллиарда долларов, это примерно 30 миллиардов рублей по нашей промышленной продукции. Почти все это должно быть истрачено на строительство и машиностроение. Во время реконструкции и в 2-3 года, это нам вряд ли поднять. Так что быстро идти по американскому пути мы не можем, а если пойдем, то все равно отстанем.

При решении этих проблем, пока плюс у нас только один, то, что мы знаем, что проблема А.Б. имеет решение, американцы шли на риск, его у нас не будет. Минусы у нас следующие:

1 - Американцы опирались на более сильную промышленность, у нас она слабее, исковеркана войной и разрушена.

2 - Американцы привлекли к работе наиболее крупных ученых всего мира. У нас ученых меньше и они живут в плохих условиях, перегружены совместительством, работают хуже.

Товарищ Ванников и другие из Техсовета, мне напоминают того гражданина из анекдота, который, не веря врачам, пил в Ессентуках все минеральные воды подряд в надежде, что одна из них поможет.

Особый Комитет должен научить товарищей верить ученым, а ученых в свою очередь, это заставит больше чувствовать свою ответственность, но этого пока еще нет. Это можно только сделать, если возложить ответственность на ученых и товарищей из Особого Комитета в одинаковой мере, а это возможно только тогда, когда положение науки и ученого будет всеми приниматься как основная сила, а не подсобная, как это теперь.

Товарищи Берия, Маленков, Вознесенский, ведут себя в Особом Комитете, как сверх-человеки. В особенности тов. Берия, правда, у него дирижерская палочка в руках. Это не плохо, но вслед за ним первую скрипку все же должен играть ученый. Ведь скрипка дает тон всему оркестру.

У тов. Берия основная слабость в том, что дирижер должен не только махать палочкой, но и понимать партитуру. С этим у Берия слабо.

Я лично думаю, что тов. Берия справился бы со своей задачей, если отдал бы больше сил и времени. Он очень энергичен, прекрасно и быстро ориентируется, хорошо отличает второстепенное от главного, поэтому зря времени не тратит, у него, безусловно, есть вкус к научным вопросам, он их хорошо схватывает, точно формулирует свои решения. Но у него один недостаток, чрезмерная самоуверенность и причина ее, по-видимому, в незнании партитуры. Я ему прямо говорю: "Вы не понимаете физику, дайте нам ученым судить об этих вопросах", на что он мне возражает, что я ничего в людях не понимаю. Вообще наши диалоги не особенно любезны. Я ему предлагал учить его физике, приезжать ко мне в институт. Ведь, например, не надо самому быть художником, чтобы понимать толк в картинах.

Наши гениальные купцы меценаты, Третьяковы, Щукин и пр. ведь они прекрасно разбирались в картинах и видели больших художников раньше других, они не были художниками, но изучали искусство. Берия, если бы не был так ленив, то поработав, с его способностями и "знанием людей", несомненно, мог бы потом разбираться в творческих процессах у людей науки и техники, чтобы стать первоклассным директором оркестра А.Б. Например, ему следовало бы познакомиться по первоисточникам, а не в популярном изложении, как прокладывался трансокеанский кабель, как развивалась паровая турбина и пр. Он увидал бы общую закономерность этих процессов и использовал бы этот опыт для того чтобы понять, что важно и нужно в развития работ по А.Б. Но для этого нужно работать, а чиркая карандашом по проектам постановлений в председательском кресле, это еще не значит руководить проблемой.

У меня с Берия совсем ничего не получается. Его отношение к ученым, как я уже писал, мне совсем не по нутру. Например, он хотел меня видеть, за эти две недели он назначал мне прием 9 раз и день и час, но разговор так и не состоялся, так как он его все отменял, по-видимому, он это делал, чтобы меня, как то дразнить, не могу же я предположить, что он так не умеет располагать своим временем, что на протяжении двух недель не мог сообразить когда у него есть свободное время.

Резюмируя сказанное, прихожу к следующим выводам: для успешной организация разработки проблем по А.Б. нужно с моей точки зрения разбить проблемы на две части, которые даже можно организовать раздельно:

1. Быстрая, скажем двухлетняя реконструкция и развитие ряда нужных для А.Б. отраслей промышленности и поднятие научной работы в Союзе.

2. Работа по нахождению более коротких и дешевых путей производства А.Б. Для этого надо поставить хорошо отобранных ученых ведущими и им полностью доверять, чтобы четко и организованно направлять научные силы страны.

Осуществить этот второй пункт можно, например, тем, чтобы подпись ученого скрепляла всякий протокол Особого Комитета и приказы разных начальников. На подобие политических комиссаров, надо создать научных комиссаров. На данном этапе это может помочь. В свое время это заставило наших оперативных работников поступать политически грамотно, а теперь это заставит их поступать научно грамотно. Следует, чтобы все руководящие товарищи, подобные Берия, дали почувствовать своим подчиненным, что ученые в этом деле ведущая, а не подсобная сила.

Стоит только послушать рассуждения о науке, некоторых товарищей на заседаниях Техсовета, их приходится часто слушать из вежливости и сдерживать улыбку, так они бывают наивны, воображая, что, познав, что дважды два четыре, они уже постигли все глубины математики и могут делать авторитетные суждения. Это и есть первопричина того неуважения к науке, которую надо искоренить, и которая мешает работать.

При создавшихся условиях работы, я никакой пользы от своего присутствия в Особом Комитете и в Техническом Совете не вижу. Товарищи Алиханов, Иоффе, Курчатов также и даже более компетентны, чем я, и меня прекрасно заменят по всем вопросам связанными с А.Б.

Поэтому мое дальнейшее пребывание в Особом Комитете и Техсовете, Вы сами видите ни к чему, и меня только сильно угнетает, а это мешает моей научной работе. Поскольку я участник этого дела, я естественно чувствую ответственность за него, но повернуть его на свой лад мне не под силу. Да, это и не возможно, так как тов. Берия, как и большинство товарищей с моими возражениями не согласен. Быть слепым исполнителем я не могу, так как я уже вырос из этого положения.

С тов. Берия у меня отношения все хуже и хуже и он несомненно будет доволен моим уходом. Дружное согласие/без генеральского духа/ для этой творческой работы необходимо и только возможно на равных началах. Его нет. Работать с такими настроениями все равно я не умею. Я ведь с самого начала просил, чтобы меня не привлекали к этому делу, так как заранее предполагал, во что оно у нас выродится.

Поэтому прошу Вас еще раз и очень настоятельно, освободить меня от участия в Особом Комитете и Техническом Совете. Я рассчитываю на Ваше согласие, так как знаю, что насилие над желанием ученого не согласуется с Вашими установками.

Ваш

П.Капица

Р.S. У нас в институте пошла турбо-кислородная установка на газ. Ее уже несколько раз пускали, она уже дает 85% расчетного количества. До 1 января надеюсь закончить этот вопрос и более подробно доложить СНК. Тогда останется у нас вопрос увеличения масштабов, необходимый для снабжения домен и другой крупной промышленности. Но это уже не принципиальный, а скорее организационный вопрос. Таким образом, последний и главный этап кислородной проблемы удовлетворительно заканчивается.

Также наладилась опытные перевозки жидкого кислорода в железнодорожных цистернах по 13 тонн из Москвы в Горький. Потери, как я и предсказывал, будут маленькие, примерно, 6-8%. Это дает новое направление организации снабжения страны товарным кислородом.

Пятилетний план по переводу металлургической, целлулозной и др. отраслей промышленности на кислород, давно, /месяца два/ уже передан в Госплан, но еще не рассматривался.

Таким образом, все мои векселя стране и правительству по кислороду, уплачиваются сполна, и я все больше и больше буду настаивать, чтобы меня освободили от Главкислорода и дали возможность всецело вернуться к моей, научной работе.

PPS. Мне хотелось бы, чтобы тов. Берия познакомился с этим письмом, ведь это не донос, а полезная критика. Я бы сам ему бы все это сказал, да увидеться с ним очень хлопотно.

П. К." Москва, 25 ноября 1945

Дмитрий Погодин

Берия ленив? Какой несвязный текст, у капицы были изрядные проблемы с логикой. Тексты таковы, что автор сам себе противоречит. В одной части письма пишет о лени Берии, в другой о том, как Берия много работает и быстро отличает важное от второстепенного. Это что-то, пример двуличности.