25.11.2020
Ирина Анатольевна: Да понятно, что от некоторых раскладов сразу хочется руки вымыть, как говорит у нас Оленька. Но тут и расклад делать нечего. Вы же и так видите, что это — явная некрофилия.
Натали: Вижу! Но некоторые вещи у меня даже сознание не принимает. Короче, мне ни чуточки не смешно, мне страшно! И при этом у меня даже какая-то депрессия… Мне совсем не хочется двигаться дальше… без вас. И без м-ра Темного, которому с подобным иметь дело… вроде как привычнее.
Ирина Анатольевна: Да я все понимаю! Но и вы поймите… Вот когда меня, с моим системным мышлением, с моими сказочками, смехом и прочим… вдруг объявили не просто «террористской-экстремисткой», но носительницей фашистской идеологии, всеми этими судилищами выполняя определенные некрофильские ритуалы, стремясь еще и укольчик поставить, чтобы превратить меня в овощ… то мне тоже было не до смеха. Но у меня был один момент, который достался мне от моего папочки, который я сама, слава богу, не переживала, но он мне от папочки прямо по крови достался, понимаете?
Натали: То, что вы — инженер-исследователь?
Ирина Анатольевна: Да Господь с вами! Исследователь, конечно, но предпочла бы подобную херню не исследовать. Речь-то у нас идет о некрофилии! И в этом плане я ввсегда подчеркивала, что ммой отец провел оккупацию в детстве в двухстах метрах от расстрельной ямы лагеря военно-полевой жандармерии, а потом с такими же мальчишками они ходили по степи в составе государственных комиссий, откапывая захоронения. И он тогда, в 12 лет поседел! Он многое что видел раньше, на его глазах убили старшего брата, с которым они были погодками, но поседел именно на откапывании этих захоронений.
Читать статью в "Литературном обозрении"
